Приключения одной философской школы - Страница 18

4

Плеханов был одним из первых популяризаторов идей марксизма в России, мы все долго учились по его произведениям, и потому нет ничего удивительного, что мы долгое время искренно считали его действительным представителем и философских воззрений Маркса-Энгельса. Поэтому, года 4 тому назад, критикуя плехановскую «вещь в себе», я отнес эту критику и к Энгельсу, от имени которого упорно говорил Плеханов. Недавно Плеханов на публичном реферате, в ответ на мое указание о его расхождении по этому вопросу с Энгельсом, попытался использовать против меня соответственное место из моей книги («Эмпириомонизм», II ч., стр. 41). На этом я прервал его словами «Тогда я Вам поверил, а потом проверил!» Теперь Плеханов в своем фельетоне — ответе на мое открытое письмо — передает эти слова, приводя их в кавычках, следующим образом: «Я так думал прежде, а теперь вижу, что ошибался». — Для меня совершенно непостижимо то… хладнокровие, с которым Плеханов цитирует в радикально переделанном виде мои слова, сказанные очень громко и очень ясно и при тысяче свидетелей. В переделке устранено главное — серьезное обвинение, открыто брошенное мною Плеханову.

5

Где нет действительной связи с наукой, там обыкновенно выступает на сцену «аппарат учености» — цитаты, цитаты без конца. Это одна из болезней разбираемой школы. Мысль читателя непрерывно дробится приводимыми всего чаще без надобности именами и текстами — очень часто иностранными, без перевода. Возьмите последнюю брошюру Плеханова: «Основные вопросы марксизма»: популярная по существу брошюра в 4 обычных печатных листа; цитат — несколько сотен, и ни английские, ни немецкие, ни даже древне-французские в большинстве не переведены: так легче запугать читателя, чтобы он чувствовал глубину учености автора. Две трети цитат излишни. Приведу один, по-истине классический, образец: «…еще Гегель говорил, что моря и реки сближают людей, между тем как горы их разделяют. Впрочем, моря сближают людей только на сравнительно более высоких стадиях развитая производительных сил; на более же низких море, по справедливому замечанию Ратцеля, очень сильно затрудняет сношения между разделенными им племенами» (стр. 39–40). Чтобы высказать банальнейшую истину, вошедшую уже давно в самые элементарные учебники политической экономии и истории культуры, понадобилось потревожить прах Гегеля и сослаться на географа Ратцеля. — Если Маркс много цитировал в «Капитале», то не для доказательства, что дважды два — четыре.

6

Это отнюдь не мое только мнение, это также мнение такого знатока английской истории, как Энгельс. Вот что говорит он о тогдашней английской «аристократии»:

«…Хотя тогда, как и теперь, они назывались аристократией, но они уже давно стояли на пути к тому, чтобы сделаться — как во Франции лишь спустя долгое время Луи-Филипп — первыми буржуа нации. К счастью для Англии, старые феодальные бароны перебили друг друга в войнах Алой и Белой Розы. Их преемники, хотя и были, по большей части, потомками тех же древних фамилий, происходили из таких отдаленных боковых линий, что составляли совершенно новую корпорацию; их привычки к стремления были гораздо более буржуазны, чем феодальны, они хорошо знали цену деньгам, и быстро повысили свою земельную ренту, вытеснивши сотни мелких арендаторов, и заменивши их овцами. Генрих VIII массами создавал новых буржуа-лэндлордов, раздаривая и продавая за бесценок церковные имущества; в том же направлении действовали непрерывно продолжавшиеся до конца XVII века конфискации больших имений, которые затем передавались разным выскочкам. Поэтому-то английская „аристократия“ со времени Генриха VII не только не противодействовала промышленному развитию, но, наоборот, старалась извлечь из него пользу». (Выше цитиров. английское предисловие, Neue Zeit 1892-3 I В. № 2).

7

Справедливость требует признать, что некоторые, мимоходом брошенные, замечания Энгельса могли помочь развитию ошибочной теории Бельтова. В том же английском предисловии к брошюре о «Научном социализме» он писал: «…С Гоббсом материализм выступил на сцену как защитник королевского всемогущества, и призывал абсолютную монархию к укрощению народа — этого puer robustus sed malitiosus (ребенок здоровый и сильный, но беспокойный). И при преемниках Гоббса — Болингброке, Шэфтсбюри и др. деистическая форма материализма оставалась учением аристократическим, предназначенным для избранных, и потому буржуазия ненавидела его не только за религиозную ересь, в нем заключавшуюся, но и за его связь с политическими антибуржуазными тенденциями» (Neue Zeit, 1892-3 I В. № 2, стр. 45). Аристократия, о которой здесь говорится, это, как мы видели, в сущности — высшая буржуазия, капиталистические землевладельцы; она противополагается большинству буржуазии. — Во всяком случае, подобные приведенному нами соображения сам Энгельс рассматривал, как частные и менее важные; он и не думал создавать из них теорию идеологического развития.

8

Возможно, что и в первой приведенной мною цитате о Махе из Плеханова слова — «тела или вещи только — мысленные символы наших ощущений» — представляют из себя лишь радикально извращенный перевод одного места из «Anal. der Empf» Маха. Это место в целом таково:

«Не тела производят ощущения, но комплексы элементов (ощущений) образуют тела. Если физику тела кажутся чем-то постоянным, действительным, а „элементы“, напротив, неустойчивой, преходящей видимостью, то он просто не замечает, что человеческие понятия о телах — только мысленные символы для комплексов элементов (ощущений)» (стр. 23, изд. 1906 г.).